«Послезавтра». Этот блокбастер (The Day After Tomorrow, режиссер Роланд Эммерих), увидевший свет весной 2004 года, стал одним из самых популярных фильмов того сезона. Причем не только и не столько спецэффекты, выполненные на впечатляющем уровне, обеспечили его успех. К его феномену стоит присмотреться, ведь фантастических книг и фильмов на экологическую тематику за последние годы вышло немало, но, пожалуй, только выход на экраны «Послезавтра» вызвал реальный общественный резонанс – такой, что даже колонки газетных кинокритиков, обычно оценивающих фильм лишь по количеству задействованных «звезд» и бюджету, полнились размышлениями о возможных судьбах человечества.

«Послезавтра» – название для фантастического фильма предельно откровенное. И на редкость откровенно, без всяких сантиментов, рассказана сама история экологической катастрофы: экологи предупреждали, правительства превыше всего ценили гражданское спокойствие, промышленники – свою прибыль, общественное мнение лениво изумлялось телевизионным репортажам о переменах погоды… До тех пор, пока не стало поздно.

Фантастика ли это в принципе? Да и в целом художественная литература и кино о возможной экологической катастрофе – в какой мере они могут быть отнесены к научной фантастике? Ныне все человечество живет, как в фильме «Послезавтра» – с пренебрежением и подозрением глядит на «подкупленных» (не важно, кем) одиночек-экологов, удивляясь при этом – что это дождливо так летом? что это зачастили так лесные пожары? что это ураганы и наводнения в покое не оставляют?.. Но где-то в глубине души живет все же понимание того, что экологическая катастрофа нам вовсе не грозит – она уже происходит. И этим «экологическая» фантастика радикально отличается от всей остальной фантастической литературы: она рассказывает не о потенциально возможном или могущем произойти, а о реально идущем процессе, пока что в своем развитии еще не достигшем критической точки. Пока что.

Временем зарождения общественных экологических движений на Западе принято считать 1960-е годы. Безусловно, корни современного отношения к проблемам лежат именно в том периоде, но сам по себе взрыв интереса к проблемам окружающей среды не мог бы произойти, не имей человечество достаточно обширного опыта решения (пусть и частичного) экологических проблем.

Сегодня мало кто знает, что первый природоохранный закон был издан в Лондоне еще в 1211 году. Он ограничивал продажу и использование угля с высоким содержанием смол – к тому времени город уже успел прославиться постоянным смогом над ним. Подобные законы и указы на протяжении последующих семи веков принимались во всех странах мира – история квотирования, частичного или полного запрета на добычу ископаемых, промышленное производство, использование водных, воздушных и лесных ресурсов достаточно обширна.

Особняком в развитии экологии стояла проблема заповедников. Хотя сами по себе «запретные» леса, поля и реки известны с древности, обычно причиной запрета были либо религиозные верования, либо ограничения, наложенные властями на собственные владения. На формирование представлений о заповеднике и национальном парке как о природоохранном, экологическом институте общества в конце XVIII – начале XIX веков оказала влияние борьба коренных жителей Америки за сохранение собственной среды обитания – создание индейских резерваций, где сохранялся традиционный экономический уклад, естественным образом повлекло за собой возникновение природоохранных зон. И первые национальные парки и заповедники, в работе которых во главу угла ставились именно экологические принципы, возникли в США вскоре после Гражданской войны, в конце 1860-х гг.

Появление первых природоохранных законов и природоохранных территорий повлекло за собой возникновение так называемой «политики экологического консервационизма», которой придерживаются правительства всех стран до сих пор. Усилия консервационистов направлены в первую очередь на создание ограничительных и запретительных мер в природопользовании. Консервационизм ориентировался не столько на сохранение, сколько на повышение эффективности использования возобновляемых ресурсов. Его задачей было главным образом «мудрое» управление ресурсами: любое вмешательство в природу (вырубка лесов, строительство дамб и т.д.) должно быть обоснованным и сопровождаться мерами по восстановлению нарушенного равновесия. Вклад консервационизма в сохранение природы переоценить невозможно, однако в самой его идее был заложен порок. Нетрудно заметить, что ограничительно-запретительная мера в экологии могла быть введена, более того, могла быть придумана только после того, как человек уже столкнулся с изменением окружающей среды, вызванным его деятельностью.

Тем не менее, политика консервационизма является в вопросах природоохранной деятельности главенствующей и в наше время. Основная природоохранная политика на государственном уровне осуществляется сейчас в ее рамках. Как вершину достижений консервационизма можно отметить создание «Красных книг» практически во всех странах мира. Консервационистски действуют, по сути, и различные общества охраны природы и защиты природы, включая и радикалистов, таких, как международное движение «Гринпис» и российское «Хранители радуги».

В начале своего развития научную фантастику не интересовали проблемы экологии. И это понятно: появившись, в первую очередь, благодаря развитию науки и техники того времени, фантастическая литература полностью впитала «победительные» настроения, с которыми ученые и общество относились к природе. Конечно, фактически с первых лет существования научной фантастики как литературного направления в ней появлялись произведения-предупреждения об опасности фетишизации науки и техники (таковы, например, романы Жюля Верна «500 миллионов бегумы» (1879 г.) или Герберта Уэллса «Человек-невидимка» (1897 г.)), но наука в целом и техника в частности, сама идея прогресса, оценивались в научной фантастике сугубо положительно.

По сути, в те времена, пожалуй, единственным произведением, в котором хотя бы отчасти уделялось внимание ограниченности природных ресурсов, был «Таинственный остров» капитана Немо у Жюля Верна. Вспомним – ведь именно там впервые герои рассуждают о том, что разведанных запасов угля на планете хватит всего на полтора века. Но автор тут же предлагает устами инженера Сайруса Смита решение – на смену полезным ископаемым придет очередной «даровой» и «неисчерпаемый» ресурс – электричество.

По истории научной фантастики и эволюции ее взглядов, как известно, можно изучать историю науки. Но мало кто задумывается, что по фантастической литературе можно изучать и становление и развитие экологических идей. Так, век XIX, век пара и электричества, век безусловных представлений о человеке как о «царе природы», принес в литературу и безоглядную веру в способности человечества преодолеть и покорить любые препятствия, которые природа может перед ним поставить.

Мало чем отличалась по настроению и научная фантастика первой половины XX века. Ее «золотой век», пришедшийся на 1920-30 гг., совпал с фундаментальной индустриализацией в крупнейших и экономически наиболее развитых странах мира. Успехи радио, первые опыты с телевидением, поражавшие воображение людей тех лет достижения авиации, начало ядерных исследований, успешные эксперименты по созданию синтетического волокна, и так далее, - все это только подтверждало веру в могущество человека и его предназначение властвовать над природой.<

Однако, именно в это время, в «золотой век» научной фантастики, в фантастической литературе появляется направление иное, которое поначалу сочли полной противоположностью научной фантастики. В 1930 году, Роберт И.Говард (Robert Ervin Howard, 1906-1936) пишет цикл историй о Конане по заказу американского журнала «Уэйрд Тэйлз» («Weird Tales»). Спустя несколько лет Говард уходит из жизни, оставив несколько рассказов и один роман – «Час дракона» («The Hour of the Dragon»). После его смерти произведения объединяются издателем в одну книгу и публикуются под названием «Conan the Conqueror» («Конан-Завоеватель»). Книга Говарда вызвала определенный интерес у читателей, более того, критики заговорили о создании им нового жанра – «sword and sorcery» («меч и магия»).

В то же время, когда выпускал свои романы Говард, в 1937 году, Дж.Р.Р.Толкиен, мало кому известный профессор Оксфорда, выпускает свою первую книгу – «Хоббит, или Туда и обратно» («The Hobbit or There and Back Again»). Замысел этой книги, как пишет сын автора Кристофер Толкиен, сформировался у Дж.Р.Р.Толкиена еще в 1910-х гг, но воплощение получил двумя десятилетиями позже. Еще до выхода книги «Хоббит, или Туда и обратно» Толкиен начинает писать роман «Властелин колец» («The Lord of the Rings»), увидевший свет лишь через двадцать лет - в 1954 году, в английском издательстве «Аллен энд Анвин».

С выходом в свет произведений Говарда и Толкиена в фантастической литературе появилось направление, впоследствии названное «фэнтези». Нетрудно заметить, что взаимоотношения человека и мира в литературе фэнтези коренным образом отличались от тех, которые были представлены в научной фантастике. За чудесами и волшебством, главным привлекательным фактором фэнтези для обычного читателя, скрывались философские представления об ином способе взаимодействия с природой, которые стали явными и привлекли внимание исследователей лишь в 1960-е гг., когда это литературное направление находилось на пике популярности. В мире фэнтези магия становится не только основной действующей силой, движущей сюжет. Она, по сути, противопоставляется научному способу познания мира. Магический способ познания мира обеспечивает и особую слитность человека и природы в произведениях фэнтези, ведь маг черпает свою силу из природы. Стоит заметить, что маг «белый», добрый, использует лишь необходимую для своей работы природную энергию.

Природа же в представлении героев фэнтези предстает как одушевленная и обожествленная Вселенная, каждая часть которой взаимосвязана с другой. Выдвинутая впервые Урсулой Ле Гуин в «Волшебнике Земноморья» (первой книге цикла, насчитывающего на сегодняшний день шесть книг«Earthsea», 1968 – 2001) идея Великого Равновесия, в котором пребывает природа, впоследствии стала почти обязательной для всех произведений фэнтези. Однако, в неявном виде подобные представления характерны и для более ранних произведений фэнтези, в том числе, и для «Властелина колец» Дж.Р.Р.Толкиена.

Еще одна важная особенность литературы фэнтези, берущая свое начало еще с произведений фэнтези, особенность, не укрывшаяся от взгляда внимательных исследователей – отношение к технологии и ее воздействию на природу. Характерно, что технику, пусть и примитивную, в этих произведениях используют, в первую очередь, силы Зла. И только Зло творит жестокое и бессмысленное насилие над природой, в описаниях которого просматриваются знакомые современному человеку картины частной экологической катастрофы.

В отличие от литературы фэнтези, научная фантастика стала обращать внимание на порочность идеи сугубо технического прогресса лишь после Второй мировой войны. Вначале Клиффорд Саймак со своим романом «Город» («The City», 1952), а затем и Рэй Брэдбери, Роберт Шекли, Филипп Дик, и другие фантасты, чьи имена вошли в «золотой фонд» научной фантастики, начинают обращать внимание на то, что все научные и технические достижения человечества, все исследования и открытия, по сути, служат одному – возможности максимально упрочить свое главенствующее положение в природе, используя её ресурсы и силы. А на деле, наоборот, все больше и больше разрушают ее, подвергая опасности само существование человечества.

Пик интереса к экологической фантастике пришелся на 1960-е гг., во время зарождения и развития общественных экологических движений на Западе. Именно в это время научная фантастика своеобразным образом объединяется с фэнтези: многие писатели, ранее работавшие в направлении «чистой» НФ, такие, как К.Саймак, Андрэ Нортон, Урсула Ле Гуин, Пол Андерсон, начинают писать и произведения фэнтези. Таким образом, в этом литературном направлении появляется и научно-фантастический элемент, подвергающийся рассмотрению наравне с элементом волшебного. Это привнесение не только внешнее. На уровне внутреннего философского содержания в новых произведениях фэнтези сравниваются две картины мира, два сознания, два способа взаимодействия с природой. И сравнение оказывается не в пользу научной фантастики: «Колдовской мир» Андрэ Нортон («Witch World», 1963-2005), дилогия «Операция «Внеземелье» П.Андерсона («Operation Otherworld» 1971, 1999), многие другие произведения полны ощущением бездушности и бесчеловечности сугубо технического пути развития, опасности для всего человечества бесконтрольного эксплуатирования природных ресурсов.

Конечно, можно рассматривать литературу фэнтези, ее представления о существовании человека в некоем кажущемся критикам «буколическим» единстве с природой, как естественную реакцию на трудности и проблемы реального мира, как попытку эскапизма. Но, как замечают современные литературоведы, черты «магического взаимодействия» с природой, одушевление и обожествление ее, наконец, идея Великого Равновесия, нашли свое отражение в философском, этическом, экономическом и социальном направлении – новом экологическом мышлении, называемом также экологизмом (от англ. «ecologism») или «глубокой экологией» (от англ. «deep ecology»). Появление этих идей можно датировать 1979 годом. Именно тогда произошла известная авария на американской атомной электростанции Тримайл-Айленд. Эта катастрофа положила конец оптимистичному отношению к ядерной энергетике как олицетворению высочайших достижений западного технологического общества и, как следствие, заставила обратить внимание широкой общественности на экологические проблемы.

Между тем, авария на Тримайл-Айленд сама по себе была лишь логическим завершением и наиболее ярким проявлением крупного экологического кризиса, который наблюдался до этого во всех западных странах уже на протяжении полутора десятилетий - с конца 1960-х гг. Кризис этот, как считают исследователи, был вызван бурным экономическим ростом стран Европы и Северной Америки в довоенные и послевоенные годы. Он продемонстрировал ущербность принципа антропоцентризма, на котором базировалась политика консервационизма, в условиях разбалансированности природных механизмов. Нагрузка, оказываемая человеческой деятельностью на окружающую среду, не просто превратилась в фактор, определяющий ее эволюцию, но увеличивается так быстро, что ныне, как считают представители нового экологического мышления, не приходится говорить о каком-либо равновесии биосферы и одновременно о сохранении среды обитания человека. Ведь к сегодняшнему дню накопившиеся отрицательные факторы воздействия на природную среду уже невозможно сдержать надолго сугубо запретительными мерами, активно вводившимися в 1960-х гг. государствами, надгосударственными образованиями типа ООН или обществами охраны и защиты природы, поскольку влияние этих факторов уже стало сказываться на глобальном уровне. И положительное действие природоохранных мер, резко ужесточившихся в большинстве развитых стран к середине 1980-х гг., к настоящему моменту, как отмечает большинство исследователей, уже закончилось.

Как считают представители нового экологического мышления, для того, чтобы выйти из перманентного экологического кризиса, необходимо коренным образом поменять отношение человека к природе, и, в первую очередь, разрушить коренные установки человечества, его антропоцентризм, потому что глубинные основы экологического кризиса, как уже было сказано, кроются именно в антропоцентризме.

Новое экологическое мышление, оформившееся с начала 1980-х гг в широкое международное движение, нашло свое организационное выражение в созыве Международного экологического конгресса в Рио-де-Жанейро в 1992 году, на котором был принят ряд важных программных документов. Выраженных лидеров и структуры течение не имеет до сих пор. Экологизм - течение, сконструированное из идей огромного множества индивидов, лишь часть из которых принимает созданную концепцию целиком. Тем не менее, требования представителей этого течения вполне определённы, и лежат в области философии, психологии и экономики.

Так, человечество прежде всего необходимо вернуть в русло нормального взаимодействия с биосферой Земли. Это ни в коем случае не означает возвращения в каменный век, как пытаются представить основные идеи «глубокой экологии» в своей критике консерваторы.

Исследователи 1970-х гг., когда экологические движения только развивались, полагали, что с целью предотвращения появления и разрастания экологических проблем достаточно будет развивающимся странам всего лишь отказаться от высоких темпов индустриализации и технического развития, а промышленно развитым странам – «заморозить» темпы экономического роста на уже достигнутом уровне. Одним из самых известных последствий такой точки зрения стала разработка идей, легших в основу так называемого Киотского протокола, ограничивающего вредные выбросы в воздух. Сегодня же эти упрощенные взгляды уступили место более глубокому пониманию истоков нарушения баланса между человеком и природой. Стала очевидной необходимость значительного расширения понятия экологической проблемы.

Если рассматривать цели нового экологического мышления в политических терминах, необходимо констатировать, что его представители стремятся навязать физическим и инженерным наукам ограничения, основанные на данных и подходах социальных, общественных и биологических наук, настаивая на измерении эффективности любой производственной и технологической деятельности в экологических, а не только в технических понятиях. Этика сторонников «глубокой экологии» состоит в том, чтобы ставить благополучие биосферы выше своего собственного. Это необходимо по крайней мере сейчас, в наших условиях, когда малейшее увеличение потребностей человека может распахнуть двери обвально развивающемуся глобальному экологическому кризису, который может закончиться только гибелью человечества. Революционным явлением стало краеугольное положение экологизма о необходимости уважать законы природы, стремясь не победить ее, но приспособиться к ней. В настоящее время экология более фундаментальна, чем все человеческие желания и потребности, ведь если они будут удовлетворяться в ущерб интересам экологии, человечество неизбежно будет загнано в тупик всеобъемлющего биосферного кризиса.

Важнейшие мировоззренческие основы концепции нового экологического мышления составляют идеи неразрывной связи человека и мирового целого, единство микро- и макрокосма. Идеи эти прослеживаются еще в индоевропейской мифологической системе, получают специфическую интерпретацию в античном неоплатонизме (особенно у Плотина и Прокла), а далее оказывают существенное воздействие на взгляды Оригена, Августина, Дионисия Ареопагита, на византийский исихазм. Впоследствии, уже в начале XX века, как отмечают многие исследователи, как российские, так и зарубежные, эти взгляды и принципы отразились в представлениях русских космистов о будущем человечества, о грядущем его развитии. То есть, антиантропоцентристские представления о взаимосвязи всего сущего никогда не затухали в обществе полностью. Экологисты лишь вновь вернулись к рассмотрению Вселенной не просто как естественно-природной системы, а как самоорганизующейся сверхсложной системы. Новое экологическое мышление исходит из понимания мира как живого организма, в то время как академическое мышление опирается на видение мира как бездушной машины.

По мнению представителей нового экологического мышления, преодоление принципа антропоцентризма будет означать переход к состоянию коэволюции природы и общества, смысл и содержание которого еще придется познать. Коэволюция биосферы и общества, то есть, их совместное развитие – необходимое условие сохранения человека на Земле. Вопрос о возможностях реализации такого соотношения природы и общества сводится, по существу, к формированию новой цивилизации. Конечно, мы не знаем многих ее деталей, но одно уже очевидно: принцип антропоцентризма, во всяком случае, в той его примитивной форме, в какой он направлял деятельность людей всю их писаную историю, должен быть заменен ясным пониманием того факта, что род людской всего лишь один из биологических видов, возникший в результате эволюции биосферы. И вне биосферы он существовать просто не может. Ведь Земля – это единое целое, принадлежащее не только нынешнему и будущим поколениям землян, но и, в равной степени, всем видам живой природы.

Какие же идеи выдвигают представители нового экологического мышления в области экономического развития человечества?

По мнению представителей нового экологического мышления, производственная деятельность людей должна постепенно менять свою основу. Предстоит новая модернизация средств производства, которую естественно будет назвать экологической, поскольку она будет ориентирована на создание производств, вписывающихся в природные биогеохимические ритмы, не нарушающих равновесного состояния биосферы. И в первую очередь необходимо осуществлять переход на высокотехнологичные безотходные производства, максимально щадящие по отношению к человеку, среде его работы и обитания, и к природе.

По мнению представителей «глубокой экологии», человечество в результате таких изменений вообще изменит привычный способ существования, поскольку современный город - неестественное, противоречащее и природе, и глубинной сути человека образование. Городская жизнь как способ существования, со своей скученностью и малым количеством свободного пространства, антиэкологична в своих основах, как считают многие экологисты, приводя в подтверждение своих взглядов исследования медиков, психологов и ученых других специальностей, доказывающие, что наилучшие условия жизни человека достигаются лишь в поселениях типа деревенских или усадебных. Но на их место в XXI веке должны прийти образования, созданные по образцу современных нам «экопоселков» и «экогородков», создающихся сейчас в разных уголках мира в большом числе, с собственными экологическими источниками энергии и с безотходным циклом производств внутри общины. Распад противоречащих природе социальных объединений – явление неизбежное, призванное в новых условиях открыть путь для нового социального синтеза, по мнению представителей нового экологического мышления.

Более того, новые поселения должны создаваться как природно-градостроительные системы, когда вместо директивных методов строительства и планировки (формальные композиционно-функциональные приемы организации пространств, беспощадная инженерная планировка местности, основанная на принципе «как удобно для строителей», и прочее) будут господствовать органические дисперсные методы освоения территорий, учитывающие прежде всего как безусловную и абсолютную ценность приоритет местной экобиологической среды.

Мелкие предприятия, основанные на новых технологиях, должны будут не только ограничивать вредные воздействия на природу и интенсифицировать процесс производства. Представители экологизма считают, что с ними неизбежно повысится качество жизни человека. Ведь эпоха стандартного, массового производства принесла с собой резко отрицательное явление - стандартизацию жизни, происходившую вопреки подлинным ценностям демократического общества. Человечество крайне разнообразно в проявлениях индивидуальности своих членов, так что стремление массовой культуры причесать всех под одну гребенку не расценивается современными психологами и экологами положительно. Мелкие производства, как считают исследователи, изначально ориентированные по характеру своему на выпуск уникальной во всех смыслах этого слова продукции, несравнимо более соответствуют потребностям человека.

Что конкретно, как считают представители «глубокой экологии», необходимо, чтобы процесс экологизации охватил все слои современного общества?

Всякое масштабное исследование явлений физического мира необходимо соотносить с соответствующими исследованиями живого вещества и человека как разумной формы жизни. Происходящий процесс гуманизации естественных и точных наук должен быть дополнен «натурализацией» гуманитарных наук, то есть, введением в них «человеческого измерения», учитывающего не просто социальную, а биосоциальную природу человека. Истинный гуманизм в понимании человека как единицы бытия космоса может быть рожден лишь на базе полного научного анализа единства материального и духовного.

По мнению ученых, уже сейчас необходимо вводить в обиход широкое экологическое воспитание человека. Оно должно представлять собой целостную систему, охватывающую всю жизнь человека, и иметь своей целью формирование мировоззрения, основанного на представлении о своем единстве с природой и о направлении своей культурной и всей практической деятельности не на эксплуатацию природы, и даже не на сохранение её в первозданном виде, а на её развитие, способное содействовать развитию общества. В такой формулировке принцип этот практически эквивалентен утверждению классической педагогики и восходит к И.Г.Песталоцци, М.Монтеню, Ж.-Ж.Руссо, утверждавшим, что цель воспитания - развитие симпатии к другим людям и любви к природе. Воззрения классической педагогики обладали высшей степенью экологичности.

«Нам сегодня могут справедливо сказать, - пишет о представлениях нового экологического мышления крупнейший российский представитель этого течения, академик РАН Н.Н.Моисеев, - что цивилизация будущего - пока еще область фантазии, что народы разные и цивилизаций много, и они тоже очень разные. Одно дело - христианская Европа, другое - мусульманский Восток, и уж совсем иная и малопонятная нам цивилизация Японии. И все это верно. Но человечество взаимодействует с природой как единый биологический вид, и у всех цивилизаций должен быть некоторый общий вектор усилий. Подобно тому, как при всем различии языков и алфавитов у всех людей планеты единая арифметика и все они используют одни и те же цифры».